Ах, как хлеб стоял,
Раболепствуя,
Перед ветром, рвущим колосья ржи.
Озерцо цвело
И лицом в село
Я уткнулся возле сырой межи.

Где-то конь заржал,
Поплыла баржа
По реке, что от мамки в пяти верстах.
А я на той барже
Был тогда блажен,
Да и жизнь была, как цветок, проста.

Но разросся куст,
Ягода в соку -
Потекла через пальцы чужим вином.
Бессеребренник
По поребликам
Я в обнимку ходил со своей виной.

Город гнал листву,
Барабанов стук
Отзывался жалейкой в груди легко
Свежим воздухом,
Ливням, грозами
И дурманом навозным, и молоком.

Шинелькой серою
С надеждой-верою
Мы укрывались летним сном.
Хватало неба нам,
Любови не было -
Она крутила не со мной.

И когда просто так
Вдруг стали взрослыми,
А старики нашли заветный ключ
В поля печальные,
Куда отчаянно
Я каждой осенью стремлюсь.

Канитель моя
[в грандотелькая]
Покатилась клубком под Витька баян.
Раскачалась высь,
Закричала выпь,
И очнулся я в белой палате пьян.

Санитарка - [чок или все же "черт"],
Раззудись плечо,
И сестричка - с ума от нее сойти.
И пуста уха,
И черемуха
Мне шептала в окно: "Это сердца тик".

А я и знать не знал,
Что это добрый знак,
И зарывался глубже в снег
Прохладной простыни.
На сердце оспины -
Хотелось прятаться от всех.

А я и знать не знал,
Что это добрый знак,
И все смотрел на купола
Златоголовые.
Чума еловая
Меня опять к себе звала.

Ел укромно я,
Все скоромное
И хоромов не знал и [тушил] сквозь смех,
Но приципной вагон,
Как со дна багор,
Подхватил, потащил мою душу вверх.

И полез кормить
Перелесками
Малых пташек и зайцев, как дед Мазай.
И на меня опять
Сошла благодать,
И опять заблестели мои глаза.

И снова серою
Шинелькой с верою
Мы укрываемся в ночи.
Надежда - молодость,
Нам с ней не холодно.
Любовь на выселках кричит.

Пусть подождет та дверь,
Куда уйду навек,
Однажды взяв заветный ключ.
В края печальные,
Куда отчаянно
Теперь я больше не стремлюсь.

Пусть подождет та дверь,
Куда уйду навек,
Однажды взяв заветный ключ.
В края печальные,
Куда отчаянно
Отныне больше не стремлюсь.